Как-то вместе с дамами прогуливалась по саду. Те, забавы ради, кормили голубей взятым с собой хлебом. Голуби, привыкшие к угощению, подходили близко. Лишь один, белоснежный, одиноко сидел на дереве, будто присматривая за своими сизыми собратьями.
Дамы, приметив голубя такой редкой окраски, умилились.
— Вот бы поймать его и посадить в клетку. Я бы иногда разглядывала его и приучила есть с рук.
— Обычный голубь. Но я бы сделала из него пирог для одного моего родственника. Он выделяется среди прочих, и птица, которая пойдёт ему на угощенье, должна так же выделяться среди остальных птиц.
Они зашумели, кинулись к дереву, надеясь приманить к себе голубя. Я же любовалась им без каких-либо коварных мыслей.
Голубь соскользнул с дерева и полетел над нами. Он был прекрасен в своём полёте, в своей свободе. Подняв вверх правую ладонь, заслонилась от солнца, чтобы лучи не мешали мне смотреть на птицу. И этот вольный красавец, неожиданно сочтя взмах моей руки за приглашенье, доверчиво спустился на моё левое плечо! Медленно-медленно я опустила руку и осторожно прикоснулась кончиками пальцев к спине птицы. Голубь повернул голову ко мне, понимающе и дружелюбно взглянул на меня. Мои мученья забылись. Поглаживать это милое существо было необычайно приятно.
Эти спокойные мгновения продолжались совсем недолго: к нам стали подкрадываться дамы с полотенцем, и испуганный голубь улетел. Больше он не возвращался. Таково моё единственное приятное воспоминание о днях, проведённых в замке…
Хотя я старалась не привлекать к себе внимание мужчин и юношей, один молодой человек умудрился в меня влюбиться. Причём тот, от которого я этого не ждала: черноволосый охотник, граф Милорад. Его и его приятеля, светловолосого охотника, графа Всемила я, как и Цветана, недолюбливала.
До обвинении в краже кольца я не видела их вдвоём, потом столкнулась с ними, когда шла через королевский сад — мы с подругой ежедневно ходили за свежей травой.
Светловолосый граф, пользуясь тем, что кроме Цветаны рядом никого не было, бросил:
— Самозванки!
За что получил уничижающий взор от графини и тычок от черноволосого:
— Успокойся, Всемил. У них покровитель — не нам чета.
— А я не обязан бояться этих выскочек!
— Прошу его простить. Он сегодня не в духе, — его приятель миролюбиво улыбнулся.
— Слишком много вежливости для этих простолюдинок, граф.
— Не будь занудой, Всемил.
— Буду занудой, когда пожелаю. Идём, Милорад, — и мужчина увлёк приятеля в направлении дворца.
Тот, обернувшись, прокричал:
— Желаю вам доброго дня, — и что-то шепнул возмущённому Всемилу.
— Не верь, что бы он тебе ни говорил и ни обещал, — посоветовала девочка, когда мы отошли. — Милорад не хочет подвергнуться наказанию. А Всемил будет пытаться вывести тебя из себя.
— Я им и так не доверяю. Даже если в любви признаются… — сердито сказала я. Тогда ещё не знала, что это случится.
— И правильно. Их гордость, их честь пострадали из-за нас. Мы для них — враги.
При следующих встречах Милорад был вежлив, а Всемил намеренно не замечал нас либо бросал неприязненные взоры.
Как-то меня пригласили на бал в дом второго министра: теперь балы проводились за счёт знати, а не королевской казны. Заскучав, решила уйти. Думала, лёгко найду выход и на карете, предоставленной мне другом, вернусь во дворец, но заблудилась. Ушла далеко от танцевальной залы, в которой собралась знать. Слуги и стражники, занятые своими делами, на меня внимания не обращали. Поднявшись по лестнице, я увидела в переходе упавшего мужчину. Рукав его камзола был окровавлен, на полу вокруг него темнели капли крови.
Я пошла к нему, опустилась на колени, осторожно перевернула. Им оказался Всемил.
— Хочешь полюбоваться на раненого врага? — с ненавистью прошипел он. Попытался подняться, опереться о стену, но не дотянулся до неё.
Я поддержала его, не давая упасть, он грубо оттолкнул меня и повалился на пол. Попыталась осмотреть рану и оказать ему помощь, но он опять меня оттолкнул и грязно выругался. Никто не прибегал на шум.
— Кого позвать на помощь?
— Глупая шутка.
— Я не шучу, вам нужна помощь…
— Ваша — не нужна.
В конце коридора показался какой-то слуга. Я кинулась к нему, прося о помощи, а он сбежал. Вспомнила, что недавно проходила мимо какого-то зала, в котором был маленький стол, покрытый скатертью. Сбегала туда, убедившись, что скатерть чистая, стянула её со стола и вернулась с ней к графу. Мужчина уже сидел, прислонившись к стене.
— Кто-нибудь проходил мимо?
— Как назло, этим вечером мне попадаются одни враги, — мрачная усмешка.
— И они вам не помогли? — возмутилась я.
— Станут они мне помогать! Они на меня зуб имеют! Верно, сговорились выманить остальных и прирезать меня, да просчитались. Ты-то что здесь забыла?
— Снимайте камзол и рубашку! Без разговоров! — потребовала я.
— Я, конечно, люблю весело провести время, но не здесь. И уж тем более не с тобой…
Сердито отрываю полосу от скатерти. Он поднимает с пола окровавленный кинжал.
— Уход за Грань от рук девицы в мои планы не входит! Тем более что в руках у неё не острый меч, а обрывок грязной скатерти!
— Она чистая!
— Да мне без разницы! — огрызнулся граф. — Не хочу, чтобы надо мной смеялись из-за такого нелепого ухода!
— Я хочу перевязать вашу рану! Меня совесть замучает, если вы уйдёте на моих глазах, а я этому не воспрепятствую!
Всемил растерялся, потом с презрением ответил: